Публикации

2014
Сергей Баландин, Молчаливый взгляд московского нонконформизма, Волжская коммуна, 24.07.2014, Самара

В Самаре выставили более 70 работ мастеров российского искусства второй половины ХХ века

самара.jpg

В Самарском художественном музее проходит выставка «Живу и вижу». На ней представлены произведения классиков московского нонконформизма из собрания поэта Всеволода Некрасова, переданного после его смерти в Музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.

Выставка, неудачно расположившаяся в Мраморном зале, имеет скорее камерный характер, все-таки эти произведения хранились в квартире. Средний размер работ - формата А4. В основном графика, причем самая разнообразная - от цветного карандаша и силуэтов Эрика Булатова до фломастера по кальке Оскара Рабина и литографий Олега Васильева. Некоторые работы посвящены их бывшему владельцу - Всеволоду Некрасову (портреты или иллюстрации к стихам), от этого выставка приобретает дополнительный интимный дружеский характер, и стоит поэтому сказать немного о самом поэте и его друзьях.

Житель столицы всегда по-своему философ, на нем большая ответственность - он олицетворяет собой всю страну. И с шестидесятых годов группа московских художников и поэтов отошла от «боев за социализм» и занялась тем, что сейчас называют «дауншифтингом», иначе - опрощением, отказом бороться за чужие цели. Траектории «развития» и «прогресса» представлялись им ложными, навязанными извне, поэтому они выходили из союзов художников, зарабатывали стихами и иллюстрациями к детским журналам, выставки устраивали квартирные, печатались на пишущих машинках. Картины у них были маленькие, чтобы можно было взять подмышку и пойти в гости. Если картина большая, то не художник шел в гости, а гости шли к художнику. Собирались - на дачах, на кухнях, лучше в пригородах. Описывали в живописи и стихах не «возвышающее» и не «зовущее», а то, что видели. Вот, например, маленькая картина Михаила Рогинского «Мясо», изображающая пустую консервную банку с надписью «Мясо». Полную банку художник рисовать не захотел - есть хотелось. В то же время от его картин «Мясо» и висящих рядом «Спичек» веет полной бесперспективностью. Бесперспективностью не только бытовой (отсутствие карьеры, коммунальный быт и т.д.), но и невероятностью утопии, о которой заявлялось в газетах и на телевидении.

Заветом Лианозовской группы, собиравшейся в поселке Лианозово, можно считать стихотворение Всеволода Некрасова

Я хотя

не хочу

и не ищу

живу и вижу

Здесь всё: и принцип неучастия, и, главное, беспристрастного фиксирования.

Вот Илья Кабаков рисует расписание теплоходов с названиями «Заря», «Восход», «Рассвет», «Раньлуч», «Аврора». Он раскрывает помешанность советского истеблишмента на словах. Все названия должны обещать начало чего-то великого и светлого, но на деле это набор синонимов, обозначающих страшное скудоумие и стагнацию.

Основную ставку организаторы делают на Эрика Булатова, ближайшего друга Некрасова, чьи леттристские картины (т.е. использующие слова в качестве предмета изображения) стали мировой сенсацией в конце 1980-х, а графические эскизы к ним - основой всей выставки «Живу и вижу». Грустная философия лианозовцев достигла апофеоза в творчестве Булатова, который открыл, что пейзаж с расчудесными далями есть плоскость, а перспектива - обман зрения. На игре с плоскостями построена вся его новаторская живопись и графика. Например, работа «Стой / Иди», на которой призыв идти повторяется несколько раз, сокращаясь в манящей перспективе, но, отойдя от рисунка, видишь, что фоновое слово - «Стой», написанное красным. Этот эффект плоского изображения, как через стекло, на котором еще что-то дополнительно написано, будут использовать многие художники-нонконформисты, представленные здесь же: Франциско-Инфантэ в своих оптических лэнд-артах, Николай Касаткин в «Три стояния», Виктор Пивоваров в работе хоть небольшой, но вызывающей самые противоречивые ощущения - «Социализм или смерть!», где живая девушка с веслом так напоминает своего двойника - гипсового истукана в московском парке Горького.

Парадоксальным образом вдруг оказалось, что квартирные посиделки этих умных, желающих сомневаться и пить чай людей идеально совпали и с европейским послевоенным скептицизмом, с итальянским «бедным искусством» и с американским бумом на буддизм в искусстве 1970-х, породившим минимализм и концептуализм, в котором повторение элементарных форм предпочиталось избыточности и пестроте. Но также оказалось, что все это время западные художники, занимавшиеся тем же, что лианозовцы, благополучно ели и пили на международных биеннале, получали премии и гранты и были любимцами миллионеров и Папы Римского, а наши таскались по бульдозерным выставкам и обсуждали искусство шепотом. В этом вся наша Россия, чьи лучшие умы - молчаливы, где чем громче раздается голос, тем он звучит глупее. Для советских нонконформистов молчать значило видеть. И как показала история их внезапной европейской карьеры, «молчать» значило идти в ногу со временем.

Источник: www.vkonline.ru

   0 / 0